Родина Ладо Асатиани – деревня Барднала в Лечхуми. Его дед, Гуджу Асатиани, владел участками земли, пашнями, ореховыми деревьями. В 1930 г. его раскулачили, отобрав дом и земли. В ту же страшную ночь Гуджу скончался. Отец Ладо - Мелкиседеки вместе с женой и тремя детьми перебрался в Кутаиси.
Ладо закончил семь классов кутаисской экспериментальной школы и далее продолжил учёбу в сельскохозяйственном техникуме. Семья вновь вернулась в дом предков. Родители преподавали в школе в Барднала. Ладо, желая быть ближе к семье, перевелся в сельскохозяйственный техникум в Цагери. Меки Асатиани очень любил поэзию, знал наизусть стихи Григола Орбелиани. Произнося тост за народ и язык, он начинал его такими словами: «Если испортится язык, то падет и народ». Идолами Ладо были Бараташвили и Важа Пшавела, он помнил наизусть и многие места из библии.
В 17 лет Ладо Асатиани поступил в Кутаисский педагогический институт на факультет естествознания, но вскоре перешёл на факультет грузинского языка и литературы. 25 февраля 1936 года в Кутаисской газете «Сталинели» было опубликовано его первое стихотворение «Февральское утро». Летом Ладо ездил в деревню. К растущим во дворе ясеням он прикрепил баскетбольные щиты, и дети играли в баскетбол. Ходили купаться на реку, ловили сетью рыбу. Асатиани никогда не оставлял без внимания свою мать и рассказывал ей все, что происходило в его каждодневной жизни. Когда Ладо обошёл пешком Гелати и Сатаплиа, он отправил матери письмо в стихах, которое позже было напечатано в газете «Индустриальный Кутаиси». В 1937 г. его мать была арестована. «Тройка» приговорила её к высылке. Родные узнали об этом, когда её выводили из тюрьмы. Глядя, как его мать сажают в машину, Ладо почувствовал себя плохо. Дядя прикрикнул на него: «Ты же мужчина, не позорь меня!». Мать он больше не видел. Арест матери стал поводом для исключения Асатиани из института, однако вскоре он был восстановлен. Потрясенный, в последние годы жизни Ладо не приезжал в Лечхуми, лишь в стихах вспоминая родину.
В 1938 году Ладо перебрался в Тбилиси. Вначале жил надеждами на гонорары из газет «Наше поколоение» и «Юный ленинец», позже начал работать редактором. Асатиани познакомился с Анико Вачнадзе, и вскоре они поженились, у них родилась дочь Манана. В 1939 году больного туберкулезом поэта призвали на обязательную воинскую службу. Однако военные врачи проявили сердечность к больному, и он вернулся обратно. Дважды Асатиани был на лечении в Абастумани, однако ничего не помогло…
Последние три года жизни оказались творчески плодотворными и судьбоносными для Ладо. В 1941 году вышла его первая книга «Стихи». С юности отмеченный печатью смерти, поэт как будто торопился, пытаясь опередить смерть и высказать все, что ему хотелось. В следующем году издательство «Федерация» выпустило сигнальный экземпляр сборника его стихов «Предки», однако книга так и не была издана. «В стране война, и сейчас не время для «Предков», - сказали Асатиани. Это событие ещё больше ухудшило его положение.
Ладо скучал по старому отцу, видел его во сне. Сметь пришла к нему внезапно, когда он писал стихотворение. Поэт взмахнул рукой, губы его слегка приоткрылись, и с них сорвался звук, похожий на «маа...а». Мы не знаем, что означало это прерванное на середине слово – «мама»* или «Манана». Вскоре послышались шаги человека, поднимающегося по лестнице – в комнату вошёл отец. Ладо Асатиани похоронили на кладбище в Ваке.
Биография настоящего творца продолжается после его смерти. О Ладо Асатиани вскоре заговорили многие, интерес к его жизни и творчеству возрос. Писатель Ника Агиашвили посвятил 26-летнему Ладо и его поколению книгу «Молодыми остались навсегда».
Ладо Асатиани чувствовал особое духовное родство с Пиросмани, и больше всего гордился тем, что он сам - грузинский поэт. Любил прогуливаться по проспекту Руставели. Был высокий, худой, с большими голубыми глазами и гордым взглядом. Ходил с высоко поднятой головой, всегда один. На углу улицы Александрэ Чавчавадзе он останавливался, прислонялся к платану и думал. Там к нему подходили друзья. Когда он начинал говорить на свои любимые темы – о родине, Пиросмани и поэзии, свет, льющийся из его глаз, озарял все его лицо. Пиросмани он посвятил три стихотворения. О нём говорил он и в письмах друзьям: «Каждый настоящий культурный поэт должен писать стихи так, как Нико Пиросмани писал свои картины. Хотя Пиросмани не был образованным художником, но его талант решил все. Конечно, величайшее счастье, когда ты культурный, талантливый поэт и подобно картинам Пиросмани создаешь простые и живые стихи».
Одно из известных стихотворений Ладо «Салагобо» в оригинале называлось «Асатианури» («Асатианское»). Его поэзия действительно «Асатианская» – наполненная борьбой и надеждой. Грузия была его музой, с ней были связаны его мечты, поэтому он хотел переложить на стихи эпизоды из «Картлис цховреба» («Житие Картли») и постепенно сделать из этого произведения поэму. «Посмотрим, вскоре вся Грузия будет наизусть читать мои стихотворения», – говорил он друзьям. Асатиани внес в поэзию новый символ – мак. В его поэзии мак ассоциировался то с кровью героев, отдавших жизнь за родину, то c добротой и счастьем, а иногда с красивым женским лицом. В предисловии изданной в 1988 году книги Мурман Лебанидзе писал: «Чем читать о поэзии Ладо Асатиани, лучше читать стихи самого Ладо, поскольку чтение настоящей поэзии – это величайшее наслаждение». «Салагобо», «Дорогами Картли», «Маки Крцаниси», «Барднала», «В Грузии», «Проспект Руставели» – эти стихи волнуют даже тех читателей, которые обычно равнодушны к поэзии.
В 1968 году Ладо Асатиани был перезахоронен в Пантеоне писателей и общественных деятелей Грузии в Дидубе.
Оригинал статьи на грузинском языке взят с сайта www.bestgeorgians.ge